Исторические корни российской эмиграции
«Ни одна страна не пережила в прошлом веке столько волн политической эмиграции. Ни Германия, ни Аргентина, ни Италия, ни Ирландия . Только Россия. Ее эмиграция была самой массовой и самой страшной.»
На исходе золотого XIX века (правда, то, что был золотым, люди осознали лишь в 30-е годы века следующего) Россия вообще не знала эмиграции как феномена, в немалой степени формирующего жизнь русской нации. Не то чтобы эмиграции не было вообще, но (по аналогии с "фоновой инфляцией", "фоновой радиацией") она была чисто фоновой. Господа ездили в Париж, и многие там надолго засиживались; из Юго-Западной России в Америку эмигрировали евреи (черта оседлости) и украинцы (аграрное перенаселение), при деятельной помощи гр. Л.Н. Толстого целым большим пароходом уехали в Америку сектанты-духоборы; наконец, в Женеве сидел
социал-демократ Г.В. Плеханов. Но хоть отъезды и разъезды наблюдались, не в пример последующим эпохам никем — ни уезжающими, ни остающимися — они не рассматривались ни как очищение России от чуждого элемента, ни как обескровливание России, расстающейся с лучшими и деятельнейшими руками и головами; они вообще никак не рассматривались. Даже когда смута 1905 года резко увеличила отток русских подданных из границ империи (евреи, бегущие от погромов и "коснетуций", — см. Шолом-Алейхема, революционеры и околореволюционная интеллигенция — от большевика В. И. Ульянова до поэта-декадента К. Д. Бальмонта), все равно границы оставались столь проницаемыми, а российский гигант столь самодостаточным, что как была эмиграция фоновой, так и осталась.
Настоящие волны - не волны даже, а девятые валы эмиграции были впереди.
Прологом к трагедии русской эмиграции XX века стал приезд из эмиграции В. И. Ульянова-Ленина в апреле 1917-го. Не прошло и года, как поток беженцев из России стал стремительно нарастать, достигнув пика в 1920 году — с окончательной эвакуацией частей Добровольческой армии. По инерции беженство и невозвращенчество добавляло к эмиграционному потоку новые людские судьбы примерно до 1927 года, после чего границы СССР стали стремительно утрачивать какую бы то ни было проницаемость. Кто не успел, тот опоздал. Именно этим объясняется феномен последующего наступления социализма по всему фронту. И тягчайшие, неслыханные бедствия, испытанные страной в 1929-1933 гг., и последующий большой террор не вызвали никакой эмиграционной волны (число невозвращенцев того времени, все больше заграничных резидентов НКВД, можно пересчитать по пальцам), потому что советская власть предусмотрительно отняла у подданных даже и последнюю возможность к спасению свободы и самой жизни –возможность бежать в чем есть и куда глаза глядят.
Взведенная пружина распрямилась в годы войны, породив поток Второй эмиграции. И массовая сдача в плен, и неслыханное в новейшей истории массовое же (до 300 тысяч человек) участие в противосоветских формированиях вермахта, т. е. война против собственной страны на стороне злейшего врага этой страны, и массовый исход населения (Северный Кавказ, Украина) вместе с отступающим немцем все это было чисто эмиграционным по сути своей феноменом, готовностью бежать к черту, к дьяволу лишь бы подальше от родной советской власти. Калитка, захлопнувшаяся 1927 году окончательно и, как казалось, навсегда, в годы войны не то чтобы вновь распахнулась, просто самый забор был сломан, ибо на то и война, чтобы уничтожать привычное понятие государственной границы. В этот пролом забора хаотически хлынули будущие перемещенные лица. Хлынули без долгого расчета и раздумья, движимые лишь двумя отчаянными мыслями "Теперь или никогда" и "Хоть гирше, та инше". Так к полутора миллионам русских из Первой, белой, эмиграции добавилась еще пара миллионов беженцев — уже не от молодой, как в 1918-1922 гг., но от вполне зрелой советской власти. Затем в 1945 году забор снова заделали и укрепили крепче некуда. Казалось бы, совсем уже навсегда.[27]
Странно, но чем больше социалистическое отечество стремилось обучить двум отнимающим всякую надежду словам "навсегда" и "никогда", тем чаще история усмехалась над грозным звучанием этих слов. В начале 70-х в глухой стене снова появилась калитка. На сей раз еврейская под соусом воссоединения семей стал возможным не всегда гладкий и не всегда гарантированный, но все же выезд из страны. Если бы речь шла лишь о еврейской эмиграции, вряд ли эта волна получила бы название Третьей. Примерно в те же годы из Польши было окончательно выдавлено еврейское население польскими властями отъезд евреев прямо поощрялся, однако поляки отнюдь не восприняли это как мощную эмиграционную волну, в корне меняющую жизнь страны. Жители СССР восприняли, ибо по сути своей эмиграция была не столько национальная (т. е. еврейская), сколько сословная (т. е. интеллигентская), и в огромной степени людьми двигало не столько стремление к воссоединению с родственниками (по большей части мифическими) или тяга к теплу еврейского национального очага (львиная доля эмигрантов застревала в Вене или в Риме, ожидая вида на жительство в собственно западные страны и к очагу не слишком-то стремясь), сколько тоска по вольному воздуху.
Другие статьи по географии
Лукомльская ГРЭС
Электрическая энергия прочно вошла в нашу жизнь. Мы
смотрим телевизор, слушаем радио, разговариваем по телефону, пользуемся
электроосветительными и электронагревательными приборами. На п ...
Общая экономико-географическая характеристика республики Сенегал
Территория: 197 тыс. км
Население: 9,7 млн чел.
Столица: Дакар
Государственный язык: французский
Форма правления: многопартийная республика
Территориальное устройство: унит ...
Азиатско-тихоокеанский регион
В данной работе рассмотрены основные особенности АТР.
Опираясь на информацию учебной литературы, Я рассмотрела
основные страны этого региона, Новые Индустриальные Страны и важнейшие
гру ...